Медвежий замок - Страница 79

На остров высадились уже в потемках. Мощные стены вызвали у Николауса фон Кюстрова возглас восхищения. В то же время три девчушки, жены офицеров, боязливо друг к дружке жались – монастырь-то мужской. Ворота открыты настежь, но привратник ожидал гостей, видно, оповестили с дозорной башни.

– Вам туда, – и махнул рукой в сторону длинного двухэтажного дома, – а вас, боярыни, прошу за мной.

Норманн было трепыхнулся за разъяснениями. Куда это «туда» и что значит «за мной», да вовремя спохватился. Он приехал знакомиться и просить, а не затевать с первого шага разборки. Валаам и в его время славился строгим уставом и крутым нравом настоятеля, чего тут ожидать от четырнадцатого века! Дверь оказалась открытой, а само здание гостевым домом. Монах пригласил за стол, другой поставил миски со щами на рыбьем бульоне, квас да овсяную кашу. Привыкший к своим ежедневным обязанностям, Норманн громко прочитал «Отче наш», перекрестился и приступил к ужину. Без разносолов, но вкусно. Не успели покончить с первым, как монахи привели рыбаков, которые остались ночевать в лодке. Оно и верно, это монастырь, здесь сословные ограничения несколько мягче, за одним столом может оказаться и князь, и крестьянин.

Ранний подъем может быть для тех, кто допоздна смотрел телевизор, здесь же к приходу монаха Норманн был уже вполне готов. На столе большое блюдо рыбы горячего копчения, еще тепленькой, явно под утро принесли из коптильни. Завтрак дополнял горячий хлеб с хрустящей корочкой и чай из травяного сбора на меду. К неожиданности можно отнести большое количество сидящих за столом людей. Достаточно быстро определился и их статус, это оказалась дружина, но не московского князя, а добровольцев. Воины по ведомым только им причинам пришли сюда для защиты монастыря. Дорогу на Русский Север пробивали и шведы, и немцы. Звонкая монета Готландского и Ганзейского союзов служила достаточным поводом для попыток захватить главную в этих местах крепость.

После завтрака последовало испытание в виде церковной службы, которая продолжалась более часа. Как утешение, увидел офицерских жен в небольшой стайке других женщин, которые стояли за специальной выгородкой. Уже хорошо, он опасался строгостей местного устава, которые могли запретить женщинам вход в монастырскую церковь. На выходе его бесцеремонно потянули за рукав.

– Ты к владыке пришел? – спросил чернобородый детина в рясе.

– Просьба у меня к нему.

– Пошли.

Настоятель жил в небольшом домике позади церкви. Норманн сначала подошел за благословением, следом упал на колени и Николаус фон Кюстров.

– Зачем пришел? – выполнив ритуал, спросил настоятель.

– Церковь строю, а служить в ней некому. И со стороны Онеги…

– Туда уже послали священника. Решил немцев в православную веру вернуть? Хвалю, будет тебе священник.

Норманн протянул мешочек серебра, килограмм на пять, настоятель выудил одну монетку, покрутил ее и бросил обратно.

– Забери сей дар, где еще строиться будешь?

– По весне решу, это не огород разводить.

– Здраво рассуждаешь, Андрей. В чем нужду терпишь?

– Здесь хозяйство налаженное, а люди у меня пришлые…

– Ишь ты какой ловкий! Откуда про монастырское хозяйство знаешь?

Сказать, что он этот остров исходил вдоль и поперек? Не поверят, а ведь правда был, и не раз.

– Земля слухами полнится.

– Серьезно осесть решил, не грабежами и разбоем жить намерен. Симеон, покажешь боярам наше хозяйство, и боярынь не забудь позвать. – Детина молча поклонился. – Что еще принес, показывай!

Норманн перекрестился и с внутренним напряжением протянул холстину. Иконы на досках он и раньше писал, можно и по византийским канонам, можно и по более поздним. В прошлом был неплохой заработок, да спрос исчез, а сейчас услышит приговор на свой триптих. Молчание затягивалось, создавая эффект звенящей тишины.

– Ты не мог быть в Афоне и не мог переступить порог русского монастыря Святого Пантелеймона.

– Вот мои дорожные иконы. – Норманн протянул сложенный книжицей триптих из маленьких досочек.

– Себе заберу, и тебя бы здесь запер, да в миру больше пользы принесешь, хотя и шалопут ты, боярин.

– Позволь каменные церкви строить и иконы самому написать.

– Ну что же, итальянских мастеров ты привез, строй. Иконы сначала мне покажешь. Не ожидал от тебя такой крепости в вере.

– Благовест для Валаама хочу отлить.

– Шустр ты, боярин, чрезмерно. Где отливать будешь?

– Сам отолью, меди и серебра хватит.

– Ишь какой умелец! И мечом махать, и колокола лить, и немцев со свеями грабить. Пока Благовест не отольешь, мне на глаза не показывайся!

С этими словами настоятель перекрестил визитеров.

Пока детина бегал за офицерскими женами, Норманн поднялся на звонницу и заранее приготовленным шнурком снял размеры Благовеста. Он не ошибся в своих предположениях, отлить новый колокол вполне возможно даже без привлечения посторонних специалистов. Пошагали на экскурсию. Немцы ахали при виде упитанных коров, заполненных зерном амбаров, маслобоен и сыроварен. Недоверчиво щупали яблони и сбросившую листву смородину. А Норманн тихонько посмеивался и раздумывал о предстоящем литье колокола. Нет, вообще-то сначала он отольет колокола для своих церквей и только после этого возьмется за выполнение данного обещания. Как бы ни был он уверен в своих силах, а идти надо от простого к сложному.

Медь очень проста в литье, напортачить можно только при полном незнании технологии. Это не латунь, где для обычного литейщика гарантирован стопроцентный брак. Слишком много производственных нюансов, простенькая двухсоткилограммовая болванка обязательно получится пористой как губка. Не зря первые пушки ковали из железных полос, а с отработкой чугунного литья моментально забыли про латунь. Самые первые чугунные пушки лили здесь, и чугун назывался «карельский уклад». Медь имеет одну особенность, ее нельзя охлаждать, после выстрела пушка должна остывать естественным путем. Древние орудия отливали из меди, но они делали не более пяти выстрелов в сутки.